К счастью, у колонистов было достаточно инструментов для обработки дерева и железа, чтобы его скреплять. Инженер, прекрасный специалист по подобным сооружениям, проявил большую изобретательность; его помощники, научившиеся за эти семь месяцев очень ловко работать, трудились с великим рвением. Следует сказать, что Гедеон Спилет нисколько не отставал от других и соперничал с самим Пенкрофом, который «никогда не ожидал такой прыти от обыкновенного журналиста».
Постройка моста через реку Благодарности продолжалась три недели. Все это время колонисты были очень заняты. Они обедали, где работали, и, пользуясь великолепной погодой, возвращались в Гранитный Дворец только к ужину.
За это время можно было заметить, что дядюшка Юп становится все более ручным и привыкает к своим хозяевам, на которых смотрит с величайшим любопытством. Тем не менее Пенкроф, осторожности ради, не освободил его окончательно от пут, справедливо предпочитая подождать, пока бегство с плато станет совершенно невозможным. Топ и Юп ужились как нельзя лучше и охотно играли вместе, но Юп даже в играх сохранял величайшую серьезность.
После 20 ноября мост был окончен. Его подвижная часть, уравновешенная противовесами, раздвигалась, и, чтобы привести ее в движение, требовалось лишь небольшое усилие. Между шарниром и последней балкой, на которую опиралась эта половина моста, когда ее опускали, был оставлен просвет в двадцать футов, через который не могли перейти никакие животные.
По окончании моста возник вопрос о поездке за оболочкой шара, которую колонистам хотелось как можно скорее спрятать в безопасное место. Но, чтобы ее перевезти, необходимо было доставить тачку в гавань Воздушного Шара, а для этого требовалось проложить дорогу сквозь густую чащу леса Дальнего Запада. Это требовало времени.
Поэтому Наб с Пенкрофом предварительно отправились на разведку в гавань. Они установили, что запас полотна нисколько не пострадал от пребывания в пещере, и колонисты решили не прерывать работ по изоляции плато Дальнего Вида.
– Это позволит нам создать лучшие условия для устройства птичьего двора, – сказал Пенкроф. Не придется опасаться посещения лисиц и нападения других вредных животных.
– И, кроме того, – прибавил Наб, – мы сможем распахать плато, пересадить туда дикие растения…
– …и подготовить второе хлебное поле! – с торжествующим видом вскричал моряк.
Дело в том, что первый посев хлеба, состоявший из одного-единственного зерна, благодаря заботам Пенкрофа дал отличный урожай. Как и предполагал инженер, из одного зерна выросло десять колосьев, а в каждом колосе было по восьмидесяти зерен, так что колонисты оказались обладателями восьмисот зерен – и при этом в шесть месяцев, а это обещало два урожая в год.
Эти восемьсот зерен, за вычетом пятидесяти, которые были из осторожности припрятаны, решили посеять в новом поле, так же заботливо, как первое, единственное зерно.
Приготовив поле, его окружили высоким крепким острым забором, через который было бы нелегко перескочить. Что же касается птиц, то чтобы их отпугнуть, оказалось достаточно трещоток и страшных пугал, созданных с помощью богатой фантазии Пенкрофа. Семьсот пятьдесят зерен были посажены в маленькие правильные борозды; остальное должна была доделать природа. 21 ноября Сайрес Смит начертил план рва, который должен был оградить плато с запада, от южной оконечности озера Гранта до излучины реки Благодарности. В этом месте было два-три фута плодородной почвы, а ниже гранит. Поэтому пришлось снова заняться изготовлением нитроглицерина, и нитроглицерин произвел обычное действие. Меньше чем в две недели в твердом основании плато образовался овраг в двенадцать футов ширины и шесть глубины. Тем же способом была сделана новая пробоина в скалистом берегу озера; вода устремилась в это новое русло; маленький ручей, получивший название Глицеринового ручья, превратился в приток реки Благодарности. Как и предупреждал инженер, уровень озера понизился, но совершенно незначительно. Наконец, чтобы замкнуть преграду, русло прибрежного ручья было значительно расширено; для задержания песка был построен двойной забор.
К середине декабря эти работы были совершенно закончены, и плато Дальнего Вида, то есть неправильный пятиугольник периметром примерно в четыре мили, окруженное поясом воды, оказалось в полной безопасности от нападения. В декабре стояла жестокая жара, однако колонисты не хотели прерывать осуществление своих планов: птичий двор становился все более необходимым, и было решено заняться его устройством.
Нечего и говорить, что, когда плато было окончательно загорожено, дядюшка Юп получил свободу. Он не покидал своих хозяев и не проявлял никакого желания убежать. Это было кроткое, но очень сильное и замечательно ловкое животное. Когда приходилось карабкаться на лестницу Гранитного Дворца, никто не отваживался состязаться с Юпом. Ему уже поручались некоторые работы: он таскал дрова и возил камни, поднятые со дна Глицеринового ручья. Это еще не каменщик, но уже хорошая «обезьяна», – шутливо говорил Герберт, намекая на прозвище, которое каменщики дают подмастерьям. Действительно, трудно было придумать более подходящее прозвище.
Птичник раскинулся на юго-восточном берегу реки и занял площадь в двести квадратных ярдов. Его окружили забором и застроили помещениями для будущего населения. Это были хижины из ветвей, разделенные на клетушки, в которых не хватало теперь только жильцов.