Как внимательно наблюдал за ним Сайрес Смит! Колонисты с искренним волнением следили за всеми фазами лечения, предпринятого Сайресом Смитом. Они тоже помогали ему в этом добром деле и все, кроме, может быть, скептика Пенкрофа, разделяли его веру и надежду.
Незнакомец, как уже сказано, сохранял полное спокойствие. К инженеру, который оказывал на него несомненное влияние, он испытывал нечто вроде привязанности. Сайрес Смит решил сделать опыт и перевести незнакомца в другую среду – к океану, на который он когда-то смотрел, на окраину леса, где, должно быть, прошло много лет его жизни.
– Но можем ли мы рассчитывать, что он не убежит, если дать ему свободу? – спросил Гедеон Спилет.
– Произведем эксперимент, – сказал инженер.
– Ладно, – пробормотал Пенкроф. – Когда этот парень почувствует себя на просторе и дохнет вольного воздуху, он удерет со всех ног.
– Не думаю, – возразил Сайрес Смит.
– Попробуем, – поддержал его журналист.
– Да, попробуем, – сказал инженер.
Это было 30 октября. Следовательно, потерпевший крушение на острове Табор провел пленником в Гранитном Дворце десять дней. Было тепло, и яркое солнце заливало остров своими лучами.
Сайрес Смит и Пенкроф отправились в комнату, в которой находился незнакомец. Он лежал у окна и смотрел на небо.
– Пойдемте со мной, мой друг, – сказал ему инженер. Незнакомец тотчас же поднялся. Он пристально посмотрел на Сайреса Смита и последовал за ним, а Пенкроф, который не слишком верил в благоприятный исход эксперимента, шел сзади.
Дойдя до дверей, Сайрес Смит и Пенкроф усадили незнакомца в подъемник. Герберт, Наб и Гедеон Спилет ожидали их у подножия Гранитного Дворца. Корзина спустилась вниз, и через несколько мгновений все собрались на берегу. Колонисты отошли от незнакомца, чтобы он мог чувствовать себя свободнее.
Незнакомец сделал несколько шагов по направлению к морю. Его глаза ярко заблестели, но он не сделал ни малейшей попытки к бегству. Он смотрел на волны, которые, разбиваясь о берег острова, замирали на песке.
– Это пока что только море, и возможно, что оно не возбуждает в нем желания бежать, – заметил Гедеон Спилет.
– Да, ответил Сайрес Смит. – Его надо отвести на плато, к опушке леса. Тогда опыт будет более убедителен.
– Да он и не сможет убежать: ведь мосты подняты, – сказал Наб.
– Не такой он человек, чтобы отступить перед ручейком вроде Глицеринового, – возразил Пенкроф. – Стоит ему захотеть, и он разом перемахнет на ту сторону.
– Увидим, – кратко ответил инженер, который все время пристально смотрел в глаза своему больному.
Незнакомца отвели к устью реки Благодарности, и колонисты, пройдя по левому берегу, вышли на плато Дальнего Вида.
Дойдя до того места, где росли первые мощные деревья леса, листья которых слегка колыхались от ветра, незнакомец с наслаждением вдохнул резкий запах, пронизывающий воздух, и глубокий вздох вырвался из его груди.
Колонисты стояли сзади, готовые схватить незнакомца при первой попытке к бегству.
И действительно, бедняга чуть было не бросился в ручей, отделявший его от леса; ноги его на мгновение напряглись, как пружины. Но сейчас же он отошел назад и опустился на землю. Слезы покатились из его глаз.
– О, ты плачешь, – воскликнул Сайрес Смит, – значит, ты снова стал человеком!
Да, несчастный плакал! Какое то воспоминание, несомненно, промелькнуло у него в мозгу, и, говоря словами Сайреса Смита, слезы снова сделали его человеком. Колонисты позволили незнакомцу немного побыть на плато и даже несколько отошли, чтобы он чувствовал себя свободнее. Но незнакомец и не думал воспользоваться этой свободой, и Сайрес Смит тотчас решил отвести его обратно в Гранитный Дворец. Два дня спустя после этого события незнакомец, по-видимому, почувствовал желание принять участие в жизни колонистов. Он, очевидно, все слышал и понимал, но с каким-то странным упорством отказывался говорить. Однажды вечером Пенкроф, приложив ухо к двери его комнаты, услышал слова:
– Я? Здесь… Нет! Никогда!
Моряк передал слышанное своим товарищам.
– В этом есть какая-то печальная тайна, – сказал Сайрес Смит.
Незнакомец начал пользоваться земледельческими инструментами и работал на огороде. Он часто прерывал свою работу и как бы уходил в себя, но колонисты, по совету инженера, старались не мешать незнакомцу, который, видимо, стремился к уединению. Когда кто-нибудь подходил к нему, он отступал назад, и рыдания волновали его грудь, словно переполненную скорбью.
Не раскаяние ли угнетало незнакомца? Это казалось вероятным, и Гедеон Спилет не удержался однажды от такого замечания:
– Если он не говорит, то потому, что мог бы рассказать что-то слишком важное.
Оставалось вооружиться терпением и ждать. Несколько дней спустя, 3 ноября, незнакомец работал на плато. Вдруг он остановился и выронил из рук лопату. Сайрес Смит, который издали наблюдал за ним, увидел, что из глаз незнакомца снова потекли слезы.
Неизъяснимая жалость охватила инженера. Он подошел к незнакомцу, дотронулся до его руки и сказал:
– Друг мой…
Незнакомец пытался избежать его взгляда. Сайрес Смит хотел взять его за руку, но он быстро попятился.